Общественный научно-просветительский журнал

Педагогика Культуры

ЖУРНАЛ

Педагогика Культуры

Феноменология русской духовности как педагогическая проблема

Лузина Людмила Михайловна,

доктор педагогических наук,

профессор Псковского государственного педагогического института,

Заслуженный учитель Российской Федерации

 

Когда мы обращаемся к духовности, произнося слова «дух», «духовная жизнь», «духовное совершенство» и т.п., то в нашем сознании создается адекватное этим словам впечатление утраты предметности. Действительно, «духовность», «дух» – понятия метафизические, не имеющие конкретных материальных референтов в предметном мире. Подобное, безреферентное мышление есть подлинно философское мышление, имеющее дело с бесплотными сущностями. Так, «дух» мы можем мыслить как «силу самоопределения к лучшему» (И.А. Ильин), «духовность – как “жизнь духа”, совершенно непостижимую и независимую от человека» (А. Мень). Может создаться впечатление, что референтами духа выступают «жизнь» и «сила». Эти термины, заимствованные из биологии и физики также не определены и не имеют референтов.

Жизнь духа непостижима в том смысле, что мы никогда не получим ответа на вопрос «почему?», обращенный к духу. И не потому, что этот ответ нам недоступен, а потому, что этого ответа в принципе нет, ибо дух абсолютно свободен, для него нет причины. Вопрос же «почему?» требует поиска причины.

Однако, мы можем пытаться получить ответ на вопрос: «Как проявляется жизнь духа, духовность в жизни конкретного человека?» На этот и производные от него вопросы педагогика ищет ответы с целью понять человека, поддержать обнаруженные в нем ростки духовности, создать условия для их взращивания. Именно в этом плане духовность становится педагогической проблемой или предметом компетенции педагогики.

Цель настоящей статьи, носящей характер постановки проблемы, ограничена только осмыслением многообразия проявлений духовности в реальной жизни человека, то есть многообразия феноменов жизни духа. Известно, что подобная мыслительная, исследовательская деятельность в контексте философии носит название феноменологии духовности, или феноменологии духа.

В мире духовных богатств нет пределов роста, но если мир природный можно описать количественно, то мир духовный описывается только качественно. В нем нет понятий «больше», «меньше», а только «есть» или «нет» духа. Поэтому каждое проявление (феномен) духовности представляет для воспитателя открытие духа в ребенке, «искры божьей», как скажет религиозный человек. Именно наличие или отсутствие этой «искры» способна обнаружить феноменология, что служит необходимым основанием для того или иного характера организации воспитательной работы.

Мы обращаемся к русской духовности как уникальному духовному явлению в мировой культуре, как способу самопознания русского народа, как философии русской школы. Подобная акцентуация имеет достаточные основания исторического и актуального порядка.

В интересах теоретического осмысления разведем, как это делал В.В. Зеньковский, российскую педагогическую мысль, российскую систему образования, с одной стороны, и русскую школу, ее жизнь, с другой. Если обратиться к философской наполненности этих сторон, то первая нуждается в плюрализме философских учений и за счет этого в открытости ко всему новому, нетрадиционному. Жизнь конкретной школы, наоборот, возможна только на основе определенной, окончательно избранной философской ориентации. Современная педагогическая мысль России предстает в виде бессистемного набора философских концепций от позитивистских, экзистенциальных, психоаналитических школ Запада до индуизма, йоги и конфуцианства Востока с едва заметными следами русской философии как духовности. В этом «философском котле» ничего вредного для системы образования нет: идет поиск, «встреча культур». Опасность в другом: в русской школе давно и основательно утвердился позитивизм самого замшелого толка, прямо-таки контианского варианта.

Вытеснение из жизни русской школы традиционной русской философии как духовности философией западной как рационализмом началось еще при жизни К.Д. Ушинского. Вспомним его статью «Как сделать русскую школу русской». Этот деструктивный процесс по известным причинам принял в последнее десятилетие угрожающий характер. Внедрение позитивистской философии находит свое проявление в чрезмерной индустриализации, технологизации учебно-воспитательного процесса, информационном инструментализме: все средства оказываются хорошими в погоне за знаниями, а то и просто за информацией. Все эти «новаторские», как правило, зарубежные технологии в большинстве своем не опираются на национальную культуру, обычаи, традиции, народный опыт, не имеют духовно-нравственной основы, страдают облегченностью содержания и, как правило, не оставляют доброго следа в душе ребенка, Им чуждо духовное зрение, способность увидеть внутреннюю, душевную работу детей: радость открытий, таинство неизвестного, сомнение при встрече с Истиной, сопереживание чувствам ближнего...

Процесс вытеснения национальной философии не мог не сказаться на национальной культуре. Вместе с философией оказались вытесненными понятия, несущие фундаментальный смысл русскости, мировоззренческое содержание, национальной идентификации народа – «русский дух», «русская идея», «русский характер» и т.п. Один из самых глубоких исследователей русской духовности академик А.А. Корольков сетует в связи с этим, что с трудом входят в речевой оборот словосочетания «русская школа», «русская педагогика», «русское образование». В силу определенных причин эти понятия оказались нагруженными, замусоренными несвойственными им смыслами великодержавности, шовинизма, национализма…

Движение за возвращение русской школе ее духовно-нравственной основы, подлинно национальной философии в виде русской духовности должен начать учитель. В этом случае нужна не государственная, а общественная активность.

В связи с этим представляются первоочередными две проблемы. Первая – это полная неосведомленность рядового учителя в вопросах русской духовной философии, ее принципиального отличия от других типов мировоззрений Запада и Востока. Русская духовная философия не только не усвоена учителем в результате полученного образования, она даже не фигурирует в числе форм философствования в современной мировой культуре. Абсолютная ориентация на западную форму философствования формирует у выпускников педвузов усеченную картину мира и его духовной жизни. Выпускник не осведомлен, что в контексте современной духовной культуры присутствуют, живут, развиваются и взаимодействуют разнообразные типы философствования, типы духовности. Это, как самая древняя, восточная мудрость (Китай, Индия, Япония). Затем, следующая за ней в историческом плане греческая философия и ее многочисленные варианты, переработанные европейской культурой. И, наконец, русская духовность, проистекающая из греко-византийской культуры, но принципиально преобразованная самой историей русского народа.

Русская философия (но не философия России!) – это самоценное, самодостаточное духовное явление в мировой культуре, возникшее и сформировавшееся как самопознание русского народа, его культуры, образа жизни на многовековом историческом пути. Если восточная философия – это мудрость, западная – рационализм, дискурс, логика, то русская – духовность. При этом право на подлинную интерпретацию понятия духовности в ее русском варианте принадлежит только русской ментальности. Западной и восточной нашу духовность в принципе не понять.

В силу принципиальной несовместимости традиционно сложившихся представлений о сущности человека (как исходной точки всякого философствования) сформировались во многом своеобразные, а подчас противоположные формы мышления, несовместимые ценности. Так, китайский иероглиф, обозначающий человека, представляет его как «человека в строю», человека рядом, выровненным с другими, подчиненным единой воле Бога, императора, идее и т.п. Человека как отдельности для китайского менталитета не существует, это абсурд. Для русской ментальности человек – это человек в общине, в коллективе (не в строю), в общем деле, в обшей молитве за всех. Отсюда и неизживаемое убеждение, что школа должна воспитывать, она должна быть местом со-бытия, не только обучения. Для западной ментальности человек – это хозяин своей жизни, индивидуалист.

Посмотрим, как преломляется один и тот же артефакт сквозь призмы различных представлений о человеке. Так, роман Д. Дефо «Робинзон Крузо» (издан в 1719 г.) в сознании западного человека, в общественном сознании Запада произвел революционный переворот. Это событие относят к эпохальным, так как оно обозначило начало новой эпохи в самоидентификации западного человека. В России он остался до сих пор книжкой для детей, и фильмы по нему снимают детские студии. В Китае эта книга, став известной лишь в новейшее время, отнесена к разряду фантастики. Как видно, трехвековое осмысление подвига Робинзона ничего не изменило в его оценке различными типами ментальности. И не изменит.

Вот, видимо, почему грубое, навязчивое, силовое внедрение в русскую жизнь идей рынка в их западном, индивидуалистическом исполнения вносит хаос в русскую душу, портит ее экологию и разрушает ее. Возможно, в этом одна из главных причин тех бед, которые сопровождают Россию в последнее десятилетие.

Может ли вуз полностью решить проблему философской подготовки учителя? Конечно, нет. Усвоение русской философии как духовности – не сводится только к изучению ее: это самопознание, образ жизни, ибо все проблемы этой философии – проблемы личного жизнестроительства, личной судьбы в ее связи с народом. Подобное усвоение возможно только в результате самостоятельной систематической работы над философским наследием, над собой при соответствующей организации консультативной помощи.

Вторая проблема – неразработанность теории и методики духовного воспитания. Большинство рекомендуемых методик носит характер мероприятий в сочетании с тренингами, тестами. Не отрицая наработанного, мы представим в качестве исходного положения следующее. Для разрабатываемых нами онтологических подходов, для педагогики Бытия важно, чтобы воспитатель, используя личный опыт, знания, интуицию, выработал в себе определенную установку, доминанту на духовность. Он должен уметь безошибочно «опознать», констатировать у того или иного человека наличие или отсутствие «следов», «признаков», задатков духовности, предрасположенности к ней, а может быть, и наличие зрелой духовности в ее русском варианте. Для педагогики Бытия это – проблема базовая, ибо она не преследует цели преобразования духовного мира, воспитания и перевоспитания посредством внешнего воздействия. Вся ее методика основана на поддержке, выращивании имеющихся предпосылок природного и онтогенетического порядка.

Методологическая идея возможности методики духовного воспитания вообще, феноменологического описания духовного человека в частности, основана на следующем. Обращение к феномену (и понятию!) духовности обязывает всякого говорящего, пишущего к особому такту, скромности, глубокому почитанию его. Недопустима менторская позиция в разговорах, беседах, диалогах о духовности в силу очевидного факта духовного несовершенства каждого человека. Единственно возможная позиция в данных случаях может быть выражена вечным и до конца неразрешимым вопросом: «Как жить, что делать мне, нам всем вместе, как нам измениться, чтобы духовное обновление, совершенствование стало непрерывным, способом жизни?» То есть исходная позиция – в признании собственного духовного несовершенства, в дистанцировании от духовности, конечно, в определенном смысле. В рамках религиозного сознания это находит проявление в признании изначальной и приобретенной греховности.

Трудность разговоров, размышлений о духовности вполне естественна: речь идет об основах человеческого бытия, о том атрибуте, благодаря которому человек природный («дитя природы») становится человеком культуры, его бытие становится подлинно человеческим. Духовность – это человеческое в человеке. Но каково содержание этого «человеческого»? Оно, очевидно, неисчерпаемо ни в гносеологическом, ни в практическом планах. Несовпадение между человеком совершенным и человеком реальным практически непреодолимо. В силу этого, как нам представляется, научное толкование термина «духовность», теоретическое раскрытие его содержания бесперспективно. Определение понятия духовности, постижение самого феномена духовности возможно лишь посредством описания (но не объяснения, не обоснования), точнее, феноменологического описания. Короче говоря, невозможна научная теория духовности, но возможна феноменология ее, то есть описание тех проявлений духовности в жизни человека, которые доступны фиксации посредством органов чувств, интуиции, понимания, посредством духовности же. Эти проявления, как известно, носят название феноменов.

Возможна и иная интерпретация феноменологии духовности. Известно, что этимологически, терминологически и сущностно понятие духовности происходит от Духа, истолкование которого в религиозных и философских учениях различно. Однако, относительно духовности Дух для всех выступает онтологической основой, или субъектом. Посредством духовности Дух заявляет о себе. В частности, в контексте нашей проблемы Русский Дух заявляет о себе посредством Русской Духовности. Если придерживаться последней интерпретации, то предложенное нами феноменологическое описание духовности как пособие, как своеобразная «технология» может быть названа феноменологией Русского Духа.

Таким образом, практическая сторона предлагаемой «технологии» представляется в таком виде. Воспитатель, любой субъект воспитательного процесса могут судить об уровне, об элементах духовности воспитанника, всякого человека на основе «опознания», узнавания и возможно более полной характеристики ее проявлений (феноменов), причем проявлений, наиболее характерных, типичных, не вызывающих сомнения. Конечно, этот путь недостаточен, чтобы исчерпать содержание духовности, но это то, что нам дано, на что мы можем рассчитывать.

В русской философии, которая суть философия религиозная, антропологическая, духовность связывается только с человеком , а Дух как онтологическая основа духовности имеет вполне конкретное бытие – как Святой Дух, третья ипостась Бога. Поэтому духовность в религиозной или внерелигиозной интерпретации рассматривается только в положительном проявлении. В этом принципиальное отличие от интерпретации ее западными филocoфскими школами. Короче говоря, духовность или есть, тогда человек духовен, или ее нет – и тогда он бездуховен. И еще одно важное замечание. Большинство черт (если не абсолютно все) носят характер виртуальных и амбивалентных. Это означает, что они, в принципе, могут сформироваться в человеке и в такой форме, и с таким содержанием, что их можно интерпретировать в одном случае как признак духовности, а в другом – как бездуховности. Например, милосердие – добродетель, достойная всякого поощрения, несомненный признак духовности (хотя духовность не сводится только к милосердию). Однако, если она совершается не в духе добродетели, а лишь для того, чтобы люди видели, чтобы они вас восхваляли, то такое милосердие не имеет никакой цены, такая форма милосердия – свидетельство бездуховности. А как же с наградой? Она некоторым людям нужна как побуждение к добру. Награда всегда есть – она предстает в виде внутреннего осознания того, что вы поступили хорошо и что ваш поступок будет иметь благотворные последствия во веки веков, хотя и люди не узнают о том, кто совершил этот поступок. То есть духовный человек награду «вручает» себе сам в своем интимном мире, и она выступает в форме самопризнания. Бездуховный человек стремится к тому, чтобы его за творимые благодеяния признал мир.

Вывод на основе приведенного примера может быть такой: всякая черта может быть истолкована в качестве признака духовности только в том случае, если она сориентирована нравственно, то есть если она добродетель.

Нет черт абсолютных, исчерпывающих все содержание духовного мира, так как духовность – интегральное качество, относящееся к сфере смысложизненных ценностей, определяющих «образ человеческий» в каждом индивиде1.

В связи с приведенной в свободном изложении цитатой осмыслим понятие «образ человеческий», В религиозной, конкретно – в христианской интерпретации – это образ Божий, данный человеку в акте творения. В интерпретации внерелигиозной – это образ, созданный культурой в процессе образования. Отсутствие этого образа в индивиде превращает его в безобразного, не имеющего образа человеческого. Трансформированное слово «безобразный» этимологически восходит именно к отсутствию образа человеческого. Поэтому в качестве негативного признака духовности приведем именно эмоционально, чувственно, рационально, интуитивно, фольклорно, субъективно воспринимаемую безобразность. Все безобразное (или безобразное) бездуховно, нечеловечно, противно, независимо от того, проявляется это во внешнем виде, поступках, поведении, потребностях и способах их удовлетворения, в искусстве или политической борьбе, в экономических состязаниях или в шоу-бизнесе...

Иной, но уже позитивный признак духовности мы сформулируем, отталкиваясь от наших представлений о Духе как субъекте духовности. Дух мы можем мыслить как невидимую силу, жизнедающую сущность, приводящую в движение все наше существо, устремляющую нас к определенной цели, да и выбирающую эту цель. Дух – это источник бесконечной энергии, но энергии, свободной от внешнего (для человека) и внутреннего принуждения, свободной от человека. «Дух – субъект воли и носитель блага» (Вл. Соловьев); духу «доступна свобода, и ему подобает свобода. Ибо дух есть сила самоопределения к лучшему... Дух есть сила, которая имеет дар усилить себя...» (И.А. Ильин). Поэтому есть основание полагать, что энергийная одаренность, волевая, целенаправленная реализация энергийного потенциала, деятельность, устремленная к высшей цели, к преодолению себя настоящего, трансцендирующая устремленность в ее наиболее чистом и добром виде независимо от сферы приложения есть верный признак человека, одаренного Духом. И наоборот, неспособность освободиться от разрушающих тело и душу страстей, дурных привычек, будь то пристрастие к спиртному, наркотикам, азартным играм или зависимость от дурного характера, взрывного темперамента и т.п. – все это также верные признаки человека, обделенного Духом, человека бездуховного. Нет воли – нет Духа, ибо воля – феномен Духа; нет нравственности – нет Духа, ибо Дух – субъект блага.

Вл. Соловьев определил духовность как способность к стыду, милосердию и благоговению к добру. «Стыжусь, следовательно, существую», – подчеркивал он, имея в виду существование подлинно человеческое. В связи с этим напомним, что способность к стыду как атрибут подлинно человеческого бытия выделяли Ч. Дарвин, Ф. Ницше, Г. Гегель. Стыд – свойство развитой души, он возможен только на фоне индивидуальной духовной культуры. Стоит ли доказывать, что стыд ныне вытеснен из сферы духовной жизни, он осмеян, задавлен потоком рекламы, непристойным нашествием теле- и кинопродукции. Стыд – это качество духовного человека: бесстыдство – верный признак бездуховности, разложения и гибели души. Стыд ныне не защищен, а потому священный долг учителя русской школы – беречь, ценить, поддерживать, выращивать малейшие проявления стыда у детей.

В своей попытке создать «образный портрет» человека духовного сошлемся на подлинно религиозного человека. Мы имеем в виду не так часто встречающегося в современной российской действительности человека, религиозно одаренного, того, которого Э. Шпрангер выделил в качестве типа индивидуальности. Атрибутом подобного типа является неукротимая и неистощимая энергия, проистекающая из высших переживаний религиозных ценностей, которые, по своей сути, сводятся к канонам жизнестроительства. В условиях современной духовной ситуации, может быть, не всем этот признак представится убедительным. Сошлемся при этом на такой аргумент: среди великих людей и сердец, украсивших и возвысивших русскую нацию, едва ль найдется хоть одно, в отношении которого мы могли сказать; он был атеистом.

К признаку духовности, фиксируемому с особой легкостью и надежностью, следует отнести и способность человека создавать вокруг себя атмосферу благожелательности, как отмечал Д.С. Лихачев, «ауру добра». Это качество является результатом приобретенной способности и природной одаренности концентрировать в себе духовную энергию и передавать ее окружающим – одухотворять их. Вряд ли можно отрицать существование таких личностей, встреча с которыми, как правило, знаменует определенный поворот, переворот в духовном мире, в мировоззрении. Такие люди встречаются довольно часто и безотносительно к уровню образованности и культурных изысков. Ростки этих способностей возникают не вдруг, они выращиваются в детстве, в семье, в школе, опять же под влиянием мудрых, чутких, добрых собеседников, любимых учителей.

Мы не акцентируем внимание на признаках профессиональных, свидетельствующих о приверженности человека к каким-то формам духовной культуры – литературе, музыке, живописи, театру, эстраде, науке, философии… Быть литератором, артистом, музыкантом, ученым – вовсе не означает быть духовно богатым, хотя как раз эти люди чаще всех говорят о своей одухотворенности. Среди них встречаются люди, духовно одаренные, но их не больше, чем среди верных поклонников и рядовых потребителей искусства и науки. Культура сама по себе не духовна, она включает в себя разнообразные запреты, стандарты, практики и разделенные смыслы. Все это не обращено к идеалу, а лишь требует добросовестного усвоения, принятия, то есть образования. Культура есть только возможность еще большей культуры (М.К. Мамардашвили). Духовность возникает в момент преодоления культуры, на рубеже этого преодоления, в результате использовании предоставленной уже существующей культурой возможности. Иначе, мало быть образованным, артистом, музыкантом, литератором... Если этим довольствоваться, то вся последующая жизнь превращается в процесс тиражирования усвоенных артефактов культуры. Это – конформность – антипод духовности. Духовность возникает в процессе улучшения, развития, придания новых, более высоких смыслов символам культуры, уже существующей. Это явление носит название творчества как несомненного, убедительного признака духовности. Не следует сводить феномен творчества только к открытиям, созданию значимых дли общества произведений искусства. Творчество для человека духовного – это способ бытия. Творить вокруг себя ауру добра – тоже творчество. Чтение художественной литературы в одном случае занятие высокодуховное, а в другом – чтение тех же произведений – обыденность и пошлость. Секрет в том, что культура становится источником, основой духовности только в руках духовного человека. Может быть, на путь одухотворенного, творческого чтения кого-то выведет замечание Умберто Эко: «Книги пишутся не для того, чтобы им верили, а для того, чтобы их обдумывали»2. От себя добавим – обогащали, дополняли новыми смыслами. Плакать над судьбой бедной Лизы сегодня пошлость, но размышлять о судьбе наивной девушки как символе в условиях притягательности, показного богатства, мишурной красоты шоу-культуры, в условиях, когда это доверчивое сердце принимает вымысел за земной рай, безобразность за подлинную красоту и, подобно ночной бабочке, устремляется к верной гибели – занятие вполне духовное.

Приведенные признаки, конечно же, не исчерпывают всю палитру русской духовности, но сама идея подхода, по нашим представлениям, раскрыта. Она, безусловно, нуждается в осмыслении, добросовестной критике, дополнении, что и послужит условием становления ее в качестве первого шага к возвращению русской школе ее исконно родовой философии


1.  Буева Л.П. Духовность и проблемы нравственной культуры Вопросы философии, 1996, № 2, с.75.

2.  Эко У. Имя Розы. Минск: «Сказ», 1993. С.327.

 


Педагогика Культуры № 1 (2005)

Метки: Рубрика: Проблемы образования: формирование духовности и культуры, Лузина Л.М.

Печать E-mail

Просмотров: 2550